Второй раз прыгать в горящую пропасть не так страшно, но если бы у неё был выбор, она бы непременно отказалась. Вот только демон рядом с ней вряд ли когда-нибудь спрашивает разрешения, он просто делает или берет то, что хочет. Ей осталось только плотнее прижимать к телу крылья — одно неправильное движение и перья вспыхивают как фитиль свечи.

Временная тюрьма, где заключенные дожидаются своего наказания — не наказание ли это уже, ожидать собственной смерти или истязания? — выглядит жутковато. И это ещё слишком просто сказано. Вики просто не находит правильного слова, чтобы описать страх, что заставляет сердце бешено ломиться о грудную клетку, когда к ней тянутся неестественно скрюченные руки неизвестных ей существ. Не хотела бы оказаться на их месте. Она вообще предпочла больше не оказываться тут, это место теперь будет приходить ей в кошмарах, она уверена.

Она вздрагивает от каждого шороха, непроизвольно подается вперед и старается укрыться за широкой спиной уверенно идущего впереди Люцифера. Но даже в его плечах читается напряжение, как у хищника, что готовится к смертельному прыжку. Вики вовремя отдергивает руку, что тянется к его — хищникам нельзя показывать слабость, иначе они сожрут тебя целиком. Ей хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать стоны и нечеловеческие крики, раздающиеся с разных сторон. Она пытается задержать дыхание, но запах боли, сырости и крови заползает под самую кожу, касается обнаженной шеи, так что волосы на затылке встают дыбом. Ей хочется закричать и убежать отсюда, но она послушно следует за демоном, не замечая как дрожат руки от страха.

Куда она ввязалась? Зачем и её хочет видеть отец Люцифера? Имя его она не произносит даже про себя, словно это имеет какую-то власть здесь.

— Куда мы идём? — ей требуются усилия, чтобы голос звучал спокойно, будто прогулки такие для неё не являются чем-то из ряда вон выходящим. Шепфа, кого она пытается обмануть. Ответом ей служит открытая решетка камеры.

Да ты издеваешься. Взвивается всё внутри, когда страх достигает точки и оборачивается в ярость. Она сталкивается с ним взглядом. Он не может оставить её здесь одну, запереть с остальными. Не посмеет, она почти шипит, когда руки её упирается ему в грудь, стремясь оттолкнуть. Она не войдет туда по собственно воле. Ни за что. Но вся её напускная ярость, разбивается о его, особенно красные в темноте, глаза. Он преграждает ей путь и Вики инстинктивно делает шаг назад, не зная что ожидать.

Звук замка почти перекрывает крики из противоположных камер. Он оставит её здесь одну? Она делает ещё шаг назад, пытается снова поймать его взгляд, но он уже разворачивается и уходит.

— Подожди. Не уходи. Люцифер!

Острые шипы, которыми покрыты прутья камеры, сильно врезаются в кожу. Заставляют отпрянуть назад. Руки её холодны, она не чувствует небольшие царапины. Проклинает свою доверчивость. Подыскивает самые изощренные ругательства в адрес этого невыносимого самодовольного демона, выплевывает их, сжимая кулаки. Озирается по сторонам и отходит дальше к задней стене, единственно безопасному место. По бокам её камеры такие же прутья и темнота, она чувствует, как та движется, принюхивается. Звенит цепями, приближается, вынуждая замереть и прислушаться. Бежать ей всё равно некуда.

Вики вглядывается в темноту, пытаясь разгадать очертания того, кто в ней скрывается. Любопытство опять играет с ней в любимую игру, дергает вперед, не дает шанса отскочить, когда чьи-то пальцы опутывают её запястье, а крик застывает на губах, спотыкается от страха и камнем падает в самый низ. Он тянет её к себе и шипы от прутьев врезаются в кожу глубже, разрезают. Из пасти его тянется змеёй язык, чтобы испробовать добычу. Она упирается, ещё больше раздирая руки, лишь бы оно не коснулось её. Вырывается, чувствует что существо не сводит с неё своего взгляда, облизывается, смакует, говорит. Растягивает слова в запрещенное имя. И смеется.

Слова его застревают у неё в голове. Но не хотят формироваться в что-то осознанное. Они звучат предупреждением. Всё только начинается, тебе не скрыться, не убежать.

Звяк.

Вики вздрагивает и подается вперед, когда дверь её камеры распахивается. Ей хочется бежать как можно дальше отсюда, но её к стене прижимают сильные руки. Глаза её расширяются в немом упреке, она хватает его за руку, впивается в неё ногтями — он даже не замечает этого. Одного вздоха хватает, когда отпускает. Отводит руки за спину.

— У тебя тоже, — огрызается и выскакивает из камеры, как будто за ней гонятся все черти ада [ одного вполне достаточно ].

Дыхание переводит только, когда они оказываются наверху. И вздрагивает от тихого голоса Мисселины, что сквозит разочарованием. Она качает головой, переводи взгляд с Вики на Люцифера и уходит. Непризнанная поджимает губы — не находит, что сказать в собственное оправдание.

Сама виновата. И поспорить не может. Вздыхает и осторожно касается предплечья Люцифера, будто боясь что снова выльет на неё свою ярость. Она так легко не сдастся. Не ему.

— Пойдем, надо обработать раны.

Что это? Вина? Глупость какая. Ведь его никто не заставлял идти за ней, помогать ей в том маленьком спектакле. И уж точно она не виновата в их семейных разборках. Тогда зачем она ведет его в свою комнату? Зачем практически силой усаживает на собственную кровать? И скрывается за дверью ванной комнаты.

Переводит дыхание. И понимает, что предложить ей нечего. Злится сама на себя. Ловит собственное отражение, что смотрит сейчас глазами большими, будто в лихорадке. Успокойся. Хватает первое попавшиеся полотенце, топит его в холодной воде [ та приобретает красный оттенок  ], так что пальцы судорогой сводит. Выходит и прижимается спиной к двери, не отводит глаз — будто только сейчас поняла, кого позвала в свою комнату.

Он сожрет тебя. Разорвет на куски. Он тот, кто сделает больно. Она упрямо встречает его взгляд. Не боится ? Она убеждает себя в том, что ей совершенно наплевать чей он сын. Она не станет одной из многих.

— И заметь, никаких решеток.

Она пытается наполнить свой голос сарказмом, скрыться за ним. И он звучит так буднично, что кажется говорит кто-то другой. Хотя она всё ещё чувствуется на коже прикосновения того существа, а одежда её пропитана болью и зелёным мороком. Страх ещё стоит у самого плеча, но уже не дышит в самое сердце, что впрочем то бьется внутри, то замирает. Она не боится, это чувство совсем иного рода.

Что это такое? Чёртово обаяние демонов? Почему она не может взгляда от него оторвать. Словно заворожил. Как же её бесит эта его ухмылка.

Вики какое-то время играет с ним в гляделки. И откуда только смелость берется? Но её раздражает, каким спокойным и уверенным Люцифер выглядит в её комнате — как будто и вовсе не её. От этого хочется пойти наперекор, но ноги сами тянут вперед и она осторожно опускается на кровать. Одергивает себя. В конце концов, он на её территории, так что всё тут будет по её правилам. Внутренний голос подозрительно молчалив.

Вздыхает, выпрямляется. Волосы падают на глаза, она лишь раздраженно отбрасывает их рукой назад. Снимает обувь и забирается на кровать с ногами, подгибая их под себя. Голой стопы касаются красные перья, но она делает вид, что не замечает этого. Смешивает их с серыми. Её крылья вполовину меньше его. Вики хочется провести по ним рукой, пригладить его растрепанные перья, но в этом жесте ей кажется интимного для них больше, чем в простых касаниях. Хотя что ей может быть известно об этом. Она ещё не считает себя одной из них. И не является. Непризнанная. Кем? За что? Стоит ли их признание горя, что отражается в глазах отца.

— На самом деле, я не знаю надо ли тебя лечить, — сколько дней уже назад она попала сюда? Как мало она ещё знает об этом мире. Порой ей всё это кажется затянувшимся сном, а она лежит в какой-нибудь больнице под капельницей и никак не может прийти в себя. Но боль реальна. 

Она не спрашивает разрешения. Касается холодной тканью его щеки и почему-то её собственные начинают гореть. Она чувствует его жар даже сквозь полотенце, интересно все ли демоны такие горячие. Всё это неправильно. Всё это не по правилам. Когда-нибудь она научится сначала думать, а потом действовать [ или станет слишком поздно ]. Руки её не дрожат, скорее из-за злости на саму себя. Вики кусает нижнюю губу и полностью переключается на алые разводы — если не смотреть страху в глаза, то дыхание не сбивается на вдохе, словно воздух стал на несколько градусов выше и сердце не бьется внутри в нервной лихорадке. Она пытается делать вид, что здесь и сейчас не происходит ничего особенного. Он темное искушение — не позволяй ему завладеть своей душой, не признавай того напряжения, что чувствуется вокруг. Не позволяй себе поддаться. Не проиграй.

Очерчивает скулу, чуть сильнее [ в отместку, совсем немного ] нажимает на порез над бровью — тот лениво затягивается практически на глазах. Ей хочется коснуться его пальцами — только проверить, не более, уверяет она себя — но они и так слишком близко друг к другу. И непризнанная не понимает насколько близко подпустил её демон, не подозревает на сколько ещё хватит его выдержки или любопытства. Более мягко стирает кровь у виска, опускает  взгляд на губы, что постоянно кривятся в самодовольной усмешке. Замирает. Крылья за спиной нервно дергаются.

Тут он справится и без её помощи, верно?

Уокер недовольно морщится от собственных мыслей. Взгляд ведет её дальше, пытаясь отыскать ещё какие-то видимые изменения, но всё остальное скрыто. Ей надо просто поскорее выпроводить его из своей комнаты. Ей вообще не стоило его звать. Напряжение ещё не отступает, но она чувствует как за ним притаилась усталость.   

— Почему ты не взял меня с собой?

Ведь хотели видеть их двоих. Зачем нужна была решетка.
Меряется ли встреча с отцом Люцифера в единицах боли?

Она не должна чувствовать себя виноватой и всё же червь сомнения подгрызается больно. Вики вспоминает горящие ненавистью глаза демона, когда вернулся за ней в клетку [ мог ли он её там оставить? ]. Она не понимает [ не может принять ] такую систему общения, на языке у неё замирают вопросы, что она сжимаем зубами, лишь бы не вырвались. Понимает, что ответов ей всё равно не дождаться. Да и не имеет права, касаться того, что несомненно под запретом. И всё же. Он тоже не спрашивает, лезет в её личную прошлую жизнь, касается её воспоминаний, не заботясь о границах.

Вики смотрит на полотенце, что потеряло свой белоснежный цвет. Проводит большим пальцем по самой кромке, чувствуя покалывания на ладонях — наверное, так идёт заживление. Но оно отдает неприятным потягиванием, будто призвано оставить след о месте заточения как можно дольше. Но ведь её там не должно было быть. Причина же расположилась прямо перед ней.